ОМ Непростой журнал
И всё-таки надо, други, читать классику, надо! Даже принудительно.
Помните сакраментальное:
Коня на скаку остановит,
В горящую избу войдёт!
Это оттуда — «Мороз, Красный нос» Некрасова Николая Алексеевича. Употребляется это двустишье всегда, когда нужно отметить силу, способности и мощь современных и не только баб. Образ узнаваемый, почти как «мужик на диване с пивом перед телевизором». Мужик лежит, а баба пашет. И не важно, что никто не видел ни одной реальной бабы, остановившей лошадь. Так же как ни одной бабы в пожарном расчёте. «Ложь, повторённая тысячу раз становится правдой!» (с) А чем становится ложь, повторённая сто тысяч миллионов биллиардов раз? Фундаментом бытия и точкой отсчёта.
А я скажу, Николай Алексеевич, что вы – гиноцентрист. И отпереться у вас не получится!
Доля ты!- русская долюшка женская!
Вряд ли труднее сыскать!
А знаете что это? Это баба на покосе. Полностью звучит так:
В полном разгаре страда деревенская…
Доля ты!- русская долюшка женская!
Вряд ли труднее сыскать.
Т.е. по мнению Некрасова трудно сыскать что-то труднее и тяжелее сельской работы на покосе. Так у гиноцентристов и происходит. Для них кряхтение бабы, утомившейся от «кухонного рабства» слышнее стука культяпок по асфальту инвалида-мужчины, вернувшегося с войны. «Устала в офисе? Понимаем!» (с)
Ладно, читаем «Мороз, Красный нос»:
Три тяжкие доли имела судьба,
И первая доля: с рабом повенчаться,
Вторая – быть матерью сына раба,
А третья – до гроба рабу покоряться,
И все эти грозные доли легли
На женщину русской земли.
Алексей Николаевич, а как же сам раб? Как вам кажется эта доля? Как говорил другой классик Гоголь – «Нет ответа!»
И как же навязли в зубах эти останавливающие коней и входящие в горящие избы бабы! Но даже Некрасов пишет, хоть и гиноцентрист:
Но все мы согласны, что тип измельчал
Красивой и мощной славянки.
И где пишет? Прямо перед своим историческим двустишием про останавливающих коней и горящие избы баб. Т.е. измельчали бабоньки! И «все мы согласны»! И даже гиноцентрист Некрасов!
Однако, как исключение, встречаются и «нетакие»!
Однако же речь о крестьянке
Затеяли мы, чтоб сказать,
Что тип величавой славянки
Возможно и ныне сыскать.
Т.е. найти можно. Но нужно искать. Как исключение из правил.
Есть женщины в русских селеньях
С спокойною важностью лиц,
С красивою силой в движеньях,
С походкой, со взглядом цариц
Это Некрасов описывает конкретную женщину Дарью – героиню его поэмы. Никак не всех женщин поголовно! Это она:
Коня на скаку остановит,
В горящую избу войдёт!
Ладно, поверим. Пока. Но потом проверим!
Мы вроде поверили, но что пишет поэт про ту же Дарью дальше? А вот что:
Идет эта баба к обедне
Пред всею семьей впереди:
Сидит, как на стуле, двухлетний
Ребенок у ней на груди
Я конечно понимаю, что адекватность – это не самая сильная черта гиноцентристов! Но только представьте! Двухлетний ребёнок – на груди! Сидит! Как на стуле! Извините, но это писец! Теперь вам понятно из каких фантастических метафор появляются все эти несуществующие в реальности бабы останавливающие коней и входящие в горящие избы? А баборабы – они ж как дети! Все «пиитические вольности» на веру!
По сюжету поэмы у той самой могучей Дарьи умирает муж Прокл. По феминистическим представлениям — тот самый патриархатный тиран-угнетатель, доминатор-дискриминатор. Отчего умер?
Случилось в глубоком сугробе
Полсуток ему простоять,
Потом то в жару, то в ознобе
Три дня за подводой шагать:
Покойник на срок торопился
До места доставить товар.
Доставил, домой воротился —
Нет голосу, в теле пожар!
Как вам такая ситуация для тирана? Надорвался на работе! Типичный случай для властителей!
Что происходит дальше? Дарья пляшет на радостях, что вышла из патриархатного гнёта, освободилась от «кухонного рабства»? Нет! Она голосит-причитает:
Сплесни, ненаглядный, руками,
Сокольим глазком посмотри,
Тряхни шелковыми кудрями,
Сахарны уста раствори!
На радости мы бы сварили
И меду и браги хмельной,
За стол бы тебя посадили:
«Покушай, желанный, родной!»
А сами напротив бы стали —
Кормилец, надежа семьи!
Очей бы с тебя не спускали,
Ловили бы речи твои!
А где же радость от обретения независимости и получения свободы от патриархатной дискриминации? Теперь же не надо «покоряться»! Но радости не просматривается. Странно!
Но, вспомните, по Некрасову Дарья – это не рядовая баба. Эта та самая – «есть женщины в русских селеньях!», «коня на скаку!» и всё такое! Что же происходит дальше? Дальше потухла печь:
А Дарья домой воротилась —
Прибраться, детей накормить.
Ай-ай! как изба настудилась!
Торопится печь затопить,
Ан глядь – ни полена дровишек!
Задумалась бедная мать:
Покинуть ей жаль ребятишек,
Хотелось бы их приласкать,
Да времени нету на ласки.
К соседке свела их вдова
И тотчас, на том же савраске,
Поехала в лес, по дрова…
Нет тирана-угнетателя, который поместил её в самое безопасное и спокойное место в этом мире – в доме рядом с печкой. Надо в лес, по дровишки! Они сами себя не нарубят! И знаете что мне интересно? Как это у гиноцентристов выходит, что угнетённым у них получается пол, который имеет больше свободного времени, меньше обязанностей, больше возможности общаться с детьми, меньше или совсем не работать, больше возможностей для самовыражения, для сохранения здоровья да и самой жизни? Как?
Вернёмся к поэме. Стоп! А поэма то закончилась! Почему? А оставшись без мужа пошла та самая могучая «коня на скаку остановит» баба в лес и в первый же день замёрзла! В первый же день, Карл! «Мороз, Красный нос!» — вспомните название! В первый же день!
Вот и все понты, вот и все кони, вот и все горящие избы! Нет, ну это надо же — в первый же день! Поэтому я и говорю, други, читайте классику! Там много поучительного!
Источник: masculist.ru
