ОМ Непростой журнал
…Недалёкое будущее. К старику, просящему милостыню прямо на дороге, подбегает соседский паренёк.
– А что, деда, ты делал, когда в России отменяли пенсии? – теперь вот побираешься, чтобы с голоду ни сдохнуть.
– Как что? – мы все вышли на улицы, объединились в едином порыве, никто не остался безучастным; мы размахивали флагами, бибикали машинами, бегали, прыгали, кричали на весь город!
– Вот это протест, деда, вот это круто! И что же вы кричали?
– Г-о-о-о-л!
Чумовое мероприятие, как которое было потрачено свыше 800 млрд. бюджетный рублей, благополучно завершилось. Время подвести итоги, но сделаем мы это не с точки зрения экономики – эта работа уже проведена, а с позиции этологии – науки об инстинктах, представших во всей своей красе, как это и происходит в разгорячённой неординарным событием обезьяньей стае. Неприятно слышать про стаю близкородственных приматов? – что ж, понимаю. Тогда возразите мне – укажите хоть на что-нибудь разумное, доброе, вечное, что вы зафиксировали в ходе мундиаля. Что-то не получается, верно? Тогда вернёмся к нашим обезьянам.
Скажите на милость, какой «человеческий» интерес состоит в наблюдении за двумя группами людей, остервенело пинающих в противоположных направлениях баллон с воздухом? А ведь за ними не просто наблюдают – им платят немыслимые деньги, сопереживают, за них орут во всю глотку, дуют в громкие дуделки, радуются успехам в пинании, огорчаются от неудач. Что вообще происходит? – задумайтесь над этим разумом безучастного наблюдателя вселенной… Может, в процессе пинания создаётся нечто новое, чего доселе не существовало? – вроде нет. Может, делаются революционные открытия, способные изменить жизнь? – тоже нет. Может, на худой конец, бегунами-пинателями вырабатывается электричество? – опять нет! Тогда чем обусловлен поросячий восторг размалёванных крикунов на трибунах, готовых сорвать себе голосовые связки?! А вот чем…
Среди не такого уж большого количества базовых инстинктов самцов стайных приматов присутствует один из «поздних» – инстинкт коллективной охоты или просто охотничий инстинкт, который очень сильно подавлен развитой цивилизацией. Спросите у любого реального охотника – от пацана с рогаткой, метящегося в воробья, до матёрого стрелка, потратившего уйму времени и денег на снаряжение, чтобы поохотиться в Африке, – какие чувства он испытывает, видя впереди свою будущую жертву. В ответ вы услышите восторженное и неимоверно красочное описание такого события. В этот самый момент у стрелка бешено колотится сердце, адреналин «брызжет из ушей», наступает предел сосредоточения, максимум концентрации на цели… Выстрел, попадание, всплеск гормонов удовольствия от… убийства невинной зверюшки или настоящий экстаз от убийства хищника, способного в ответ растерзать охотника. Десятки тысяч лет назад это имело смысл для выживания вида, а теперь? Теперь на дичь «охотятся» в ближайшем супермаркете: никакой ответной угрозы от животного, никакого адреналина, никаких эмоций вообще. Только вот охотничий инстинкт никуда не делся, и он очень мощный. Именно он сублимируется в виде «охоты» на… баллон с воздухом, называемый мячом, и, согласитесь, в этом нет ничего человеческого!
Охота у стайных приматов, как правило, носит характер совместных действий. Жертву тактически преследуют, распределяя роли: кто быстрее – её загоняет до потери сил; кто сильнее и опытнее – её атакует; есть и тот, кто координирует действия, умея то и это. Ничего не напоминает? Коллективная охота за мячом выстраивается ровно по тому же принципу. И вновь – ни капли человеческого.
В любой охоте возможны эксцессы в виде появления конкурирующей стаи, охотящейся на то же животное, – пищевые предпочтения у соседних групп приматов одного вида одинаковы. В этом случае накал страстей резко возрастает! – к делу подключаются иерархические инстинкты доминирования. Теперь нужно не только не упустить добычу, но и позаботиться о том, чтобы она не досталась самцам-конкурентам. Ведь кто еду отобрал – тот и главный, даже если её «приготовил» другой. В естественной природе это приводит к мощнейшим столкновениям самцов приматов в приграничной зоне, когда происходит вторжение на чужую территорию в процессе охоты; в борьбе за мяч наблюдается то же самое, ну а столкновения с мордобоем сдерживаются лишь строгими правилами футбольной игры, хотя и они частенько не помогают.
Таким образом, любая «человеческая» игра, в которой есть некая борьба за некий предмет в попытке его отобрать и переместить в укромное место (ворота) – это ничто иное, как имитация коллективной охоты приматов, основанной на реликтовых инстинктах убийства будущей еды и доминирования над самцами конкурирующей стаи. Осталось только сосчитать количество этих игр и ужаснуться, ведь на самом деле в них нет даже следов того, что можно было бы назвать человеческой деятельностью – один неприкрытый обезьяний инстинкт.
Теперь перейдём к болельщикам. Казалось бы, зачем они вообще нужны, коль скоро совсем не участвуют в коллективной охоте с противоборством? У них другая, несколько менее значимая, но такая же обезьянья роль – голосить во всю глотку! Как известно, самыми крикливыми животными в джунглях являются именно приматы; они способны переорать всех, особенно хором. Существует даже вид, получивший своё название от «вокальных» способностей – ревуны, но и другие обезьяны от них не отстают, хотя и действуют менее слаженно. Сгруппировавшись стаей вместе с самками и приблизившись вплотную к соседям, они устраивают иерархические «разборки стенка на стенку» уже на другую тему – кто громче и разнообразнее орёт! А с учётом того, что игроки и их болельщики по сути принадлежат к одной стае, коллективная охота на баллон с воздухом проходит с дополнительным акустическим эффектом, призванным подавлять соперника и подбадривать своих. Не случайно говорящие обезьяны запасаются особыми приспособлениями для усиления звука и множат свои ряды, – всё для того, чтобы переорать противника; инстинкт подсказывает, что это поможет удачной охоте и доминировании. Именно тактика акустического воздействия на врага используется до сих пор даже во встречном бою; русское «ура!» знают все, но мало кто задумывался об инстинктивно-обезьяньей основе такого действия.
Но вот «охота» закончена, доминантность определилась, и всё должно было бы затихнуть, – как бы ни так! Болельщики, разгорячённые созерцанием фееричного действа представителей своей стаи, очень хотят поохотиться уже самостоятельно: как же обошлись-то без них, оставив для незначимой роли ревунов-пугателей; а ведь они – о-го-го! – жаль, что об этом никто не знает. Ничего, сейчас узнают! – и болельщики начинают громить всё вокруг, дерутся друг с другом, совокупляются с подвернувшимися под руку самками. Это уже их охота и установление иерархии на другом уровне. Драки с болельщиками противника – самое распространённое явление после матча; оно как бы отменяет проигрыш команды, компенсирует его, а кипящая агрессия переадресуется на неодушевлённые предметы: стёкла витрин и киосков, автомобили, фонарные столбы, лавки, урны, прочие элементы городской инфраструктуры. Так поступают самые низкоранговые самцы обезьяньей стаи; высокоранговые охотились на поле у всех на виду.
Кстати, заоблачные доходы высокоранговых охотников обеспечиваются громадной массой низкоранговых особей, желающих поучаствовать в коллективном действе, – охотничий инстинкт не даёт им покоя, изводит, тяготит, а реализовать его иначе они не могут, – в условиях цивилизации с её законами и уголовными наказаниями это совсем непросто. Этим горемыкам ничего не остаётся, как тратить массу времени, сил и средств, чтобы только быть физически ближе к настоящим охотникам, а если этого не удаётся – довольствоваться созерцанием охоты с экрана. Но даже в этом случае они стараются объединиться в небольшую стаю, собираясь в клубах, пивнушках, кафешках; на худой конец – с родственниками у домашнего телевизора, – эрзац-охота даже на самом низшем уровне должна быть коллективной.
Особо следует отметить поведение самок человека в ходе коллективной охоты самцов. Они, конечно же, поддерживают своими визгами акустическое воздействие на представителей соседней стаи, но истинный смысл их пребывания на матче состоит совсем в другом – высматривание подходящих самцов для спаривания, пусть даже гипотетического, и бурные чувства с замиранием сердца в адрес игроков: о, боже, какие мужчины-охотники, с ними точно я и моё потомство будет сытым! И хотя до них, пинающих воздушный баллон, дамочкам не дотянуться, зато можно легко и непринуждённо разнообразить генную вариативность своей стаи за счёт иностранных болельщиков – к этому женщин зовёт обезьяний «инстинкт новой крови». У россиянок он очень силён; его описывали многие иноземцы, побывавшие в разные времена в нашей стране.
Разумеется, разнузданное бляdство с иностранцами приводит в бешенство самцов своей стаи, но они ничего не могут с этим поделать, – кто вообще будет слушать низкоранговых, у которых даже нет своей «охоты» и они довольствуются лишь её имитацией. Не случайно ведь самки человека без всякой боязни поливают грязью соотечественников, а их интерес к футболу воспринимают, как маркер предельной мужской ущербности. Иное дело – иноземцы! Какими бы они ни были, женский инстинкт генной вариативности пересилит все их недостатки. Слабым утешением в этой связи может послужить тот факт, что у самок других территорий этот инстинкт работает ровно так же, как у россиянок, а бледнолицые, синеглазые и светловолосые мужчины вызывают такой же фурор, как у наших дамочек – тёмненькие, неизменно вызывая срабатывание ногораздвижного механизма для принятия нетипичных генов. Этот факт в тысячный раз подтверждает тотальную женскую одинаковость и абсолютную животность по всему белому свету.
Не могу обойти вниманием и тех самцов, что с помощью своей мерзости, лживости, наглости и изворотливости забрались на вершину пищевой пирамиды. Наблюдая свысока за тем, как активная часть населения поглощена эпизодами коллективной охоты, они ввели крайне негативные и даже фатальные изменения для чужих жизней, совершенно не опасаясь того, что примут на себя волну народного гнева. Напомню, вся потенциальная агрессия рассеяна в ходе имитации стайной охоты, а её остатки достались болельщикам противника или заземлены на неодушевлённые предметы. Расчёт, основанный сугубо на этологических принципах, а вовсе не на убогой психологии, сработал на все сто!
Печальный вывод из всего этого состоит в том, что, как бы гордо ни называл себя человек венцом творения, это заявление, по меньшей мере, не состоятельно; скорее он – обнаглевшая до беспредела обезьяна: агрессивная, крикливая, бесцеремонная. Наблюдая за тем, что происходит с людьми, всё чаще вспоминается термин «расчеловечивание» – явление искусственного вытравливания из человека того, что в действительности отличает его от обезьян, с одновременной культивацией самых реликтовых, животных поведенческих императивов, преподносящихся, как обязательная норма поведения. Что ж, в этом постперестроечная Россия достигла невиданных успехов, превратившись в настоящий скотный двор, где человек человеку – волк, точнее – обезьяний конкурент за ресурсы, болельщик, охотник за надутым шариком, а вовсе не друг, товарищ и брат. С этим придётся как-то жить, принимая скотские правила игры. А там, глядишь, и очередное развлечение для всей страны подоспеет…
Источник: masculist.ru
